– И я тоже, – заявляет он, лизнув меня по лбу.
– Фу! – вскрикиваю я. – Не могу поверить, что ты это сделал!
– Поверь, – отвечает он и начинает щекотать меня под мышками.
– Хватит! – визжу я, корчась и извиваясь под ним. Но он сильный, и у меня не очень получается увернуться. Я чувствую его горячее тело, навалившееся на меня. Вдыхая его терпкий запах, я упираюсь ладонями ему в грудь и – ничего не могу с собой поделать – ощущаю упругие твердые мышцы. По коже у меня начинают бегать мурашки, я чувствую покалывание. Такого не должно быть. Я пытаюсь вырваться, но он лишь сильнее щекочет меня, прижимаясь животом к моему тазу.
Он выпускает нить слюны изо рта и удерживает ее над моим лицом.
– Твою мать, даже не вздумай! – кричу я, но продолжаю верещать и хихикать, как маленький ребенок. Меня влечет к нему. Пол всасывает слюну обратно и улыбается, и мне вдруг ужасно хочется поцеловать его. Обнять рукой за шею и притянуть к себе. Я хочу ощущать его горячие губы на своих губах, его руки, касающиеся моего тела.
– Поторапливайся, Эндрю, – говорит голос.
– Иду! – Он отталкивает меня.
Я оглядываюсь. По лестнице спускается Пол, уже одетый. Значит, это был Эндрю, с кем я дурачилась, а не Пол. Волосы у него были не уложены, поэтому я не поняла. Как такое возможно? Я быстро сажусь на диване, чувствую себя так, словно меня поймали на чем-то отвратительном и постыдном. Эндрю вприпрыжку бежит вверх по лестнице, чтобы одеться. Я чувствую себя обманутой, хотя он, конечно, и подумать не мог, что я их практически не различаю. В груди у меня раздувается комок вины.
Бек возненавидела бы меня, если бы знала, что я испытываю влечение к ее маленьким братьям. Хотя, наверное, она и так уже ненавидела бы меня сейчас. Ко всему прочему я не могу перестать думать о Джеке.
Спустя несколько часов я начинаю чувствовать себя в западне. Андополис не появился, и я не могу выйти на улицу. Эндрю и Пол куда-то ушли и еще не вернулись. Я лежу на диване, смотрю телевизор, а мама приносит мне тарелки с едой. Пишу Джеку сообщение с просьбой заехать. Если уж приходится торчать дома, то пусть хотя бы Джек развлечет меня. Поможет избавиться от чувства, что стены сжимаются вокруг меня. Он пишет в ответ: «Я на работе. К сожалению». Я в отчаянии. Уже готова отшвырнуть мобильник в сторону, как он тренькает, это снова Джек. «Все время думаю о нашем поцелуе».
Я переключаю каналы, пока не натыкаюсь на «Молодых и дерзких». Быстро разбираюсь в сюжете. Когда я вылетела из университета, просмотр этого сериала был главным событием дня. Я не пропускала ни одной серии. Я начала первый семестр с уверенностью, что преуспею в учебе. Но это состояние продлилось недолго. Я продолжала вставать рано утром, одеваться и уходить из дома чуть раньше отца, с сумкой полной учебников. Затем я просто шла в пекарню на углу и сидела там в дальнем конце, поедая пирожные с вишней и заварным кремом и листая липкими пальцами разные журнальчики. Убедившись, что отец уехал на работу, возвращалась домой и лежала на диване до самого его прихода.
Будучи студенткой университета, я могла не работать и по-прежнему жить дома, это вдруг стало нормально. Я знала, что отец гордится мной. Он смотрел на меня с любовью. Скажи я ему, что бросила учебу, все бы изменилось. Он бы спросил меня, что я собираюсь делать со своей жизнью, а у меня не нашлось бы ответа.
Начинаются трехчасовые новости. Основная тема: Ребека Винтер вернулась? Показывают все ту же размытую фотографию, немного моего профиля крупным планом. Я выключаю телевизор. Не могу смотреть на это.
– Я надеюсь, тебя это не расстраивает, милая, – говорит мама, появляясь в дверном проеме.
– Я в порядке, – пытаюсь улыбнуться ей.
В комнате Бек стены оклеены фотографиями Бек и ее друзей, и кажется, что в ее жизни просто не могло быть никаких забот. Я вспоминаю слова Андополиса. Что он там сказал? Что-то насчет рассматривания фотографий.
«Я всматривался в твои глаза и пытался раскрыть секреты, которые ты хранила».
Я подхожу ближе и разглядываю ее фотографии. Вот она сидит на траве с группой девочек, все в одинаковой некрасивой школьной форме. А вот они с Лиззи, обе сильно накрашенные, позируют перед камерой. На одном снимке Бек очаровательно улыбается, освещенная со спины ярким солнцем. Я смотрю в ее глаза, которые так похожи на мои собственные. Он прав. В них есть печаль, что-то, что не соответствует улыбке. Возможно, у нее действительно были какие-то секреты.
Я открываю шкаф и радуюсь, что наконец нашла себе занятие. Наверняка полицейские все это уже проделали. Но мне почему-то кажется, я могу обнаружить что-то, чего они не нашли. Не заметили же они то странное спиритическое заклинание, которое лежало в кармане платья Бек. Может, найдется еще что-нибудь, что они проглядели. Хотя дело не только в этом. Я чувствую, что она могла оставить что-нибудь, только для меня.
Я просматриваю все карманы ее одежды. Ничего, кроме нескольких грязных платков. С внутренней стороны шкафа висит сумочка. В ней школьное удостоверение, косметика и скомканный билет на «Поймай меня, если сможешь». Я стягиваю наволочки с подушек: помню, как прятала там неотправленные любовные записки, когда была в ее возрасте. Ничего. Поднимаю матрас, чтобы проверить, не завалилось ли что-нибудь между ним и реечным дном. Ничего. Я останавливаюсь и оглядываюсь. Будь это моя комната, где бы я что-нибудь спрятала?
Ну конечно. Кровать. Рама сделана из белых металлических трубок, закрытых с каждой стороны черными пластиковыми пробками. Я снимаю одну и заглядываю внутрь. Здесь ничего. Но в другой что-то есть, на самом дне. Что-то цилиндрическое и блестящее. Я сажусь на ковер и просовываю в трубку руку, пока не нащупываю предмет. Я понимаю, что это, еще до того, как вытаскиваю находку. Бутылка водки. Наполовину пустая. Я открываю крышку и делаю глоток обжигающей жидкости.